Размышления. Мир Юлия Ведерникова

В подмосковном поселке Клязьма живет и работает художник Юлий Анатольевич Ведерников. Он создал свой мир, к сожалению, практически недоступный широкому зрителю: его картины не столько выставляются, сколько расходятся по частным коллекциям отечественных и зарубежных собирателей. Однако в этом году появилось издание с репродукциями картин и графики художника: «Юлий Ведерников. Жизнь в искусстве». Книга особенно интересна тем, что в ней собраны авторские тексты и воспоминания о семье Юлия Анатольевича. Это контекст, многое открывающий тому, кто вступает в фантасмагорический мир Ведерникова.

Ирина Лебле

Каждая страница биографии Юлия Ведерникова представляет собой отдельный сюжет. И трудно предугадать, кто и в каком жанре когда-нибудь захочет об этом написать - историк или беллетрист: о прекраснодушии русской интеллигенции начала прошлого столетия, о судьбе пианиста, о московском андеграунде, «юродствующем художнике» и его подпольной школе. Наконец, об истории дома, построенного 80 лет назад в подмосковном поселке Клязьма.

Дед Ю. А. Ведерникова по материнской линии - Юлиус Фридрих Вильгельм Геккер - потомок немцев, переехавших в Россию еще в XVIII столетии. В 1903 году Юлий Геккер, участник революционного движения, скрываясь от русской полиции, уехал в Америку. Там он окончил Колумбийский университет как философ и теолог, защитил диссертацию по социологии «Русская социология» (Russian sociology). Получил американское гражданство, женился на дочери немецкого лютеранского проповедника Елизавете-Шарлотте Юнкер. В начале 20-х годов участвовал в создании ИМКА-пресс. В 1922 году Юлиус Геккер, по приглашению Луначарского, переехал в СССР вместе с женой и пятью дочерьми, желая, как формулирует его внук, Ю. А. Ведерников, «соединить христианство с коммунизмом и на этом основании построить новое общество». В советской литературе приезд Геккера комментировался следующим образом: «Молодой философ приехал строить самое справедливое общество», «Профессор с радостью согласился, мечтая об объединении идей христианства и коммунизма и желая проверить это на практике».

Сначала семейство Геккеров жило в Москве, а потом в подмосковном поселке Клязьма был построен дом, где по сей день продолжает работать Юлий Анатольевич Ведерников.

Ю. Геккер успел написать несколько книг, в частности, изданные в Лондоне: «Религия при Советской власти» (Religion under the Soviets, 1927), «Религия и коммунизм» (Religion and communism, 1933) и «Московские диалоги: дискуссии о коммунистической философии» (Moscow Dialogues: Discussions on Red Philosophy, 1934). Со второй книгой - «Религия и коммунизм» - полемизировал Н. А. Бердяев в 7 главе «Истоков и смысла русского коммунизма» (1937). Бердяев, как и его оппонент Геккер, обращался в своей книге к западному читателю, только он делал это, уже навсегда находясь вне России, понимая ошибку русской интеллигенции, очарованной в свое время Марксом, а Геккер писал о религии и коммунизме, ощущая себя внутри России и думая, что «коммунизм осуществляет идеи Толстого». Жизнь показала, что те, кто оправдывал коммунизм с христианских позиций, роковым образом ошиблись. «Невозвращенец» Бердяев оказался прозорливее «репатрианта» Геккера, когда писал: «Коммунистическая идеология, и особенно практика, полярно противоположны учению Толстого. Коммунизм есть крайнее противление насилием, крайний этатизм, увлечение технической цивилизацией и индустрией, отрицание естественного братства людей, оторванность от непосредственной связи с землей, истребление религиозного начала жизни».

В 1934-1935 годах Юлий Федорович выезжал читать лекции в США, что и послужило затем поводом для обвинения его в шпионаже. О дальнейшей его судьбе можно прочитать на сайте Института истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова: «Арестован 15 февраля 1938. Подписан к репрессии по первой категории (расстрел) в списке «Москва-центр» от 19 апреля 1938 на 327 чел., №61, по представлению нач. 8-го отдела ГУГБ НКВД И. И. Шапиро. Подписи: Сталин, Молотов, Каганович, Жданов. Приговорен ВКВС СССР 27 апреля 1938 по обв. в шпионаже. Расстрелян и похоронен на «Коммунарке» (Моск. обл.) 21 апреля 1938».

Следом за Юлием Геккером, уже в 1941 году, были арестованы его жена и три дочери. Будущая мать Юлия Анатольевича Ведерникова - Ольга Геккер - и ее сестра Марселла по чистой случайности остались на свободе.

Судьба семьи Анатолия Ивановича Ведерникова - будущего отца Ю. Ведерникова - была такой же трагичной. Родители Анатолия Ведерникова вернулись в Россию из Харбина, руководствуясь, правда, совсем иными соображениями, нежели Юлиус Геккер. Сын Ведерниковых был пианистом, вундеркиндом. Родители решили, что одаренный ребенок должен завершить свое музыкальное образование в Московской консерватории, у профессора Генриха Густавовича Нейгауза. Через полгода Иван Георгиевич Ведерников был арестован и расстрелян, а его жена сослана в лагеря. Тем не менее Анатолий Ведерников блестяще окончил консерваторию, где учился вместе со Святославом Рихтером. В дневнике С. Рихтера есть воспоминания об этом времени: «В классе Генриха Густавовича моим большим другом был удивительный юноша Анатолий Ведерников. Моложе меня на пять лет, он был вундеркиндом. Когда в 1937 году я приехал в Москву, ему было 17 лет, он уже учился у Нейгауза и божественно играл». В 1939 году Рихтер с Ведерниковым организовали студенческий кружок. Студенты собирались по четвергам и играли в четыре руки симфонии Брукнера, Мясковского, оперы Вагнера и Штрауса. На концерты приходили их профессора, сокурсники, в их числе были и сестры Геккер. Сначала они познакомились со Святославом Рихтером, а потом он привез к ним в гости, на Клязьму, своего друга - Анатолия Ведерникова, за которого и вышла замуж Ольга Геккер.

Анатолий Иванович много концертировал и записывался. Репертуар его просто поражал воображение: Стравинский, Шёнберг, Хиндемит, Дебюсси, Прокофьев, Шостакович, Бах, Моцарт, Бетховен, Шуман, Шуберт, Шопен, Скрябин, Равель, Франк. К сожалению, записи Ведерникова в полном объеме в России недоступны, если не считать сохранившиеся у коллекционеров старые виниловые пластинки. Правда, меломанам добавляет оптимизма тот факт, что японская фирма Denon выпустила 25 компакт-дисков с записями Анатолия Ведерникова...

Юлий Анатольевич Ведерников родился в 1943 году, в семье музыкантов, в доме, который построил и из которого ушел, чтобы никогда не вернуться, его дед, Юлиус Геккер, надеявшийся создать в России справедливое общество. Уже в раннем детстве у Юлия Ведерникова обнаружились музыкальные способности. Он поступил учиться в Центральную музыкальную школу при Московской консерватории, но в шесть лет из-за перенесенной тяжелой болезни Ведерников лишился слуха. Это несчастье радикально изменило его жизнь, и после окончания школы он стал учиться живописи. Годы ученичества Юлия Ведерникова - тоже незаурядный сюжет: учителем его стал Василий Ситников, известный представитель московского андеграунда, автор сюрреалистических «ню», степных пейзажей, жанра «монастырей со снежинками», обучавший учеников писать картины половой щеткой из корыта с красочным раствором и видеть рисуемый предмет в уме. Взаимоотношения Ведерникова с Василием Ситниковым были, по признанию самого же Юлия Анатольевича, сложными и мучительными. Можно предположить, что эти отношения ученика и наставника, по-иному сценарию, но повторяли историю отношений его отца Анатолия Ивановича с профессором Нейгаузом. (Кстати сказать, Василий Ситников в одном из писем ученику как никто смог выразить суть пианистического стиля Анатолия Ведерникова, столь отличного от нейгаузовского пианизма: «Ваш папа наверху, вдруг вздумал потренироватца на рояле и сыграл койкакие отрыфки. Я рисовал и в меня вливались могущественные силы от тово ИМЕН¬НО КАК ОН играл (!) Я ничево непонимаю вмузыке, но провалитца мне наместе! Я чуствовал што играет какойто гигант воли сдержанности и если так можно выразитца «холодного» вдохновенья. Играл великий УМ целиком отдавшийся всем своим могуществом исполняемой вещи). Однако школа педагога Ситникова была пройдена, и картины Юлия Ведерникова говорят о том, что все получилось, как и сообщал ему в письме учитель (в своей своеобразной манере, со множеством орфографических и синтаксических ошибок): «Вы должны осознать што я Вас щас учу стать или быть традиционным русским художником с того самого места где коммунистическая революция прервала деятельность передвижников». Считать ли Юлия Анатольевича Ведерникова традиционным русским художником» или нет - вопрос, адресованный в основном ко времени и искусствоведам. Но то, что он русский художник, - несомненно.

Мир картин Ведерникова населен теми людьми, среди которых он живет. То, что действие разворачивается на Клязьме, и на картинах, безусловно, можно узнать дома и пейзажи, даже лица, не более чем условность. Каждому достаточно выглянуть из окна, чтобы увидеть свою собственную Клязьму: покосившиеся слегка домики, крытые шифером, мрачноватые лица, бедность. Или блюстителя порядка в милицейской форме. Или рабочего, производящего вечные и часто ни к чему не ведущие раскопки. Бродячих собак. Усталых и бедно одетых русских женщин, непременно несущих в руках авоськи и кошелки. И, тем не менее, все эти узнаваемые нами детали - всего лишь условность. Все повторяется, даже пейзажи разных частей света. Разглядел же когда-то патриарх Никон в Подмосковье сакральную топографию Святой Земли. Вот и на гравюре Ведерникова «Рыболовы» угадывается брейгелевский пейзаж - картина «Охотники на снегу» из Венского музея. И это не фантазия художника, а невыдуманный клязьминский пейзаж, еще одно подтверждение, что все сущее на земле повторяется: такие же крыши домов, такая же затянута льдом река, те же голые деревья, те же птицы, люди, собаки. Одно лишь отличие: Брейгель нарисовал своих охотников со спины, а рыболовы Ведерникова повернуты к нам лицами, и лица их тщательно выписаны. Топография подмосковной земли напоминает Иерусалим, а подмосковная Клязьма зимой - Нидерланды. Поэтому на картинах Ведерникова библейские персонажи - обычные гости. Поклонение волхвов младенцу Иисусу происходит перед клязьминским отделением милиции («Поклонение волхвов», 1991), а Иисус Христос возносится на небо над бревенчатыми русскими избами, над полуразвалившимся магазинчиком «Пиво-воды», откуда вываливается вечный русский персонаж - загулявший мужик в кепке. Позади парящего в небе Христа угадывается характерный силуэт клязьминского храма («Вознесение», 1978). Но это не о Клязьме... Это - о неизбывном Зле, сопровождающем человека со времен его грехопадения. И художнику неважно, где и когда это происходит, поэтому Ведерников так формулирует свое понимание Времени: «Я не вижу большого различия во Времени - о нем говорят, что оно течет, как река, но вечен человек со своей силой и слабостью, духом и душой...»

На представленных в издании репродукциях есть образ Мадонны с младенцем (1986) и ряд женских портретов - жены Эльзы (1974 и 1984), Нины, Бодэ-Куликовской (1974), Любы Бергельсон (1974), Тани Чередниченко (1975). Эти картины примиряют с клязьминской действительностью и заставляют задуматься о феномене русской женщины и ее возможной роли в направлении клязьминцев по пути Добра.

* * *

Впрочем, возникают некоторые догадки, что персонажи будущих картин художника Ведерникова покинут подмосковный поселок. «Клязьма нынешняя потеряла свой неповторимый художественный лик, какой был у нее в 60-70-х годах, и писать ее сейчас как фон в жанровой картине стало для меня неинтересным», - пишет Юлий Анатольевич. Но не это ведь главное? На мой взгляд, главное, чтобы картины «традиционного русского художника» были доступны русскому любителю живописи, и не повторилась история с музыкальным наследием Анатолия Ивановича Ведерникова, изданным для японских слушателей...